Дожди и реки
* * *
Когда замирает движенье
На реках поникшей страны,
Вдоль плесов разносится пенье
Кромешной ее тишины.
И голос чужой и беззвучный,
Который не слышим никем,
Сквозь время расслышится лучше,
Чем вся наша жизнь на реке.
На смерть Жоржа Брассенса
Все кануло, все растворилось в пространстве,
Все стало дождем, обращенным вовнутрь
Себя, неизвестностью в белом убранстве,
Которое ветви дождя не сомнут.
Все стало собой, если только движенье
По кругу себя сознает, и тогда
Последняя жизнь, как головокруженье,
Уходит из смерти и смотрит сюда.
(Как если б поэзия, сбитая с толку,
Едва пробивающаяся на свет,
Смотрела на мир, как сквозь музыку, в щелку
Разношенных слов и беспамятных лет).
И все, что зрачок ее видит напрасный,
Все, жившее в сердце как голос и речь,
Не помнит утраты – и это прекрасно,
Что время умеет еще умереть,
Что дар не вернется ни к сыну, ни к внуку,
Что прошлого нет у невидящих глаз,
Что жизнь, испытавшая смертную муку,
Уже не отыщет себя среди нас.
* * *
Именам, расположенным криво
На поверхности темной реки,
Отзовется вдали перспектива
И обида расширит зрачки.
И в безоблачном этом теченье,
Как в стекле между светом и тьмой,
Отразится ее нетерпенье
Стать собой и расстаться со мной.
И стоит, и стоит расставанье
Под дождем на размокшем песке,
Словно после ночного купанья
Улыбаясь дождю и реке.
И под звон беспризорной посуды
Мы уже не поедем в Москву,
И запавшая в сердце причуда
Не мелькнет, как звезда сквозь листву.
* * *
Все осталось в прошлом: осыпанье
Этих слов страница за страницей,
Предвкушенье слез, готовых литься
От случайного упоминанья,
Имена и наименованья
Всех цветов, друзей и очевидцев,
Лица совпадений, вкус к вокалу,
Легкий стих, живущий как попало.
Все исчезло. Дым разлуки едок.
Задыхаясь, ищет точки фраза.
Посмотри, как слог боится сглаза,
Посмотри, потешься напоследок.
Вспомни все, что знал: звонки кареток,
Грусть и скуку в сумерках рассказа.
Вспомни дождь, в дожде – огни вокзала.
Вспомни хоть две строчки для начала.
Оглянись на эту жизнь пустую,
Как глядят сквозь дождь вполоборота,
Как в забытой папке ищут ноты,
Что летят дождем на мостовую,
Как уводят память чуть живую
В этот дождь, в сумбур водоворота,
В суматоху шутовского бала,
В суету, в обиду и в опалу.
И когда за окнами растает
Все невозвратимое в сюжете,
И рассказ очнется на рассвете
И размокший текст перечитает, –
Он увидит: жизни не хватает
Ни на что – когда уж тут заметить,
Как она ладони подставляла
Под дождя бессмысленное жало.
Крымские стансы
1
Здесь каждая волна подобна прежней,
И отчужденье пьет судьбу как воду,
И жизнь глядит холодными глазами
На меркнущие горы вдалеке.
Здесь очертанья полосы прибрежной
Предпочитают зрителя рапсоду,
Разматывая ночь под небесами,
Перебирая камушки в руке.
2
Все это слишком рыхло, слишком вяло…
А солнечные дни в кудрях зеленых
Бегут вприпрыжку, словно дети к морю,
Переливаясь, падая, смеясь.
И никому еще не поверяла
Сердечных тайн на простодушных склонах
Ночная мгла, пока в ее узоре
Последняя звезда не сорвалась.
3
Мне лень сводить концы с концами. Время
Едва ли не становится прозрачней,
Когда бездарно представляет в лицах
Ветвистый вздор, которым я живу.
И в новом гриме жизнь уходит с теми,
Кто помнит слово в дымке новобрачной
И называет с пылом очевидцев
Все то, что я уже не назову.
4
А в самый зной, когда сердцебиенье
Спасается под виноградным кровом,
Невыспавшиеся сады блуждают,
Блестя глазами мокрыми со сна…
Бессилен разум. Дух подвержен тленью.
Судьба смешна, пока не станет словом,
А жизнь меня еще не отпускает
В чужом краю, где каждая волна
5
Подобна прежней...
* * *
Ты видишь всю речную гладь,
Скользящую во тьму.
Вода в реке за пядью пядь
Спускается к нему.
А он стоит в конце реки,
Над самой крутизной,
И волн шершавые мазки
Зовут его за мной.
А я перебираюсь вброд
Туда, где свет размыт,
Где ночь ведет движенье вод,
Поющее навзрыд,
Где с лодки выбирают сеть,
Ввергая реку в сон,
Где не успеем уцелеть
Ни я, ни ты, ни он.
* * *
Слабый отзвук последнего света
Перед тем, как исчезнуть навек,
Вспомнит жизнь бесконечную эту,
Растворенную в тысяче рек.
Голос времени, тающий легче,
Чем под солнцем оставленный воск,
Остановится, полуослепший
Под спокойными взглядами звезд.
Дождь случайностей на перепутье
Разорвет завещанье свое:
Если ночь нами выбрана в судьи,
Пусть сбываются страхи ее.
И спускаясь к воде по крутому
Травянистому берегу сна,
Сердце смертную слышит истому
И не знает откуда она.
* * *
В Галиции слякоть, в Галиции снег.
Озноб начинается ниже
Слипающихся, тяжелеющих век,
Сливаясь в слезящую жижу.
Туман моросит над опушкой лесной,
И носится ветер, как хищник больной,
Вслед птичьим испуганным стаям
Над польским поруганным краем.
По голой дороге, вдоль голых полей,
Где дождь и метель вперемежку,
Тоскует страна о разлуке своей
С отчизною. Писано в спешке,
В машине, трясясь на размокшей стерне
И глядя, как мечется злобно в окне
Ноябрьская гиблая вьюга
Над водами Сана и Буга.
* * *
Напишем прекрасную осень,
Рассыплем листву по лесам.
И пусть эта пестрая осыпь
Вплотную подступит к глазам.
Пусть отблеск поблекшей лазури,
Купаясь в смертельной тоске,
Увидит на собственной шкуре,
Как время дробится в реке.
Пусть жизнь, победив искушенье,
Почувствует сердцем пустым,
Что в этом двойном отраженье
Не жаль умереть молодым.
Пусть память расставит приметы
Над медленным водным путем,
К плечу запоздалого света
Едва прикасаясь плечом.
* * *
Д. Кроткову
Тем, кто под солнцем ущербным рожден,
Памяти сумрак белесый не страшен.
Мы не намокнем уже под дождем
Юности нашей.
Мы не вернемся, былым опьянясь,
В светлые рощи высокого слога.
Времени думать осталось у нас
Очень немного.
Надо спешить, задыхаясь в тщете
Вечности блеклой и жизни расхожей,
Чтобы увидеть в ее пустоте
Промысел божий.
Чтоб напоследок успеть заглянуть
В дым неизвестности, щиплющий веки,
Прежде чем весла свои окунуть
В новые реки.
Памяти отца
1
Может быть, мы и встретимся с ним
Под каким-нибудь небом иным,
Там, где зренье уже не пленится
Юным облаком, сонной звездой,
В лунном свете звенящей водой,
Ярким лесом из окон больницы.
Может быть, мы и встретимся с ним
Там, куда поднимается дым
Из печи, где сожгли его тело.
И, быть может, расскажет он мне,
Больно ль было гореть в том огне,
В том рыдающем пламени белом.
Может быть, мы и встретимся там,
Куда дети приходят к отцам
Из того же огня, вслед тому же
Сладковатому дыму – в тот сон,
Где окажется встречей с отцом
То, что смертью казалось нам вчуже.
2
Он был болен смертельно и знал
Свой диагноз и близкий финал.
Он ни в ком не искал состраданья
И души не открыл никому,
Шаг за шагом спускаясь во тьму
Обреченности и ожиданья.
С пленкой боли на блеклых зрачках,
С исковерканным сердцем в руках –
Так и брел он по самому краю,
Улыбаясь через «не могу»,
Задыхаясь на каждом шагу,
У себя на глазах умирая.
И за городом в тот выходной
Он гулял по поселку с женой
И внезапно среди разговора
Начал падать в густеющий зной,
Уже мертвой цепляясь рукой
За нагретые доски забора.
3
Мимо темных пространств и времен
Жизнь ведет свой петляющий сон,
Сыплет с веток, стоит у дороги,
Льнет к одежде, скребется в горсти –
И проснувшись над бездной почти,
Остается бессмертной в итоге.
Ей другие забрезжат миры
В доме дочери, в сердце сестры,
В их слезах об отце и о брате.
И уже за последней чертой –
В урне светлой и полупустой,
Прислоненной к могильной ограде.
Прах зарыт. Жизнь свершилась – и вот
Уплывает по бренности вод
Легким парусом в дым мирозданья…
Но распад нашей плоти, но страх,
Но кромешная мука в глазах,
Но страданье, тщета и страданье…
* * *
«Пройтиться по Морской с шатенками...»
Игорь Северянин
Весной проехаться по Яузе
Вдоль набережных, мимо тюрем
И психбольниц, где в каждой паузе
Мы смотрим вбок и каламбурим.
Где стекла вспыхивают бликами
Беспроигрышного юродства,
И ветер путается с липами
В садах речного пароходства.
С гражданской скорбью доморощенной
Глядит весна, смущаясь всуе,
Как над лефортовскою рощицей
Дымок подследственный танцует.
Как тонут в синеве пакгаузы,
Как шлюз листву швыряет за борт,
Как лента полусгнившей Яузы,
Петляя, тянется на запад.
Как серебрится пыль над стройкою
И сладковато сердце щемят
Удачной шутки горечь бойкая,
Трамвайный свист и птичий щебет.
День ярок. Воздух свеж. Куражится
Душа под юношеским гримом.
Мы не пьяны, но все нам кажется
Забавным и непоправимым.
* * *
В цветах осенних, в локонах напрасных
Ты возникаешь в сердце неизвестно
Откуда и вдоль сумерек налипших
Идешь, не видя взглядов безучастных
Среди танцующих холмов окрестных
В цветах напрасных, в локонах поникших.
В цветах поникших, в локонах увядших
Ты возвращаешь клятвы и залоги
Тем, кто бредет в кольце надежд умерших,
Чтоб встретить старость в доме братьев младших,
И вдруг очнется на пустой дороге
В цветах увядших, в локонах померкших.
В цветах померкших, в локонах иззябших
Ты, торопясь, на волю отпускаешь
Птиц юности – изгнанниц сумасшедших.
Но с каждым взмахом крыльев их ослабших
Все дальше жизнь, и ты об этом знаешь –
В цветах иззябших, в локонах отцветших.
В цветах отцветших, в локонах отживших
Ты выбираешь самый недостойный
И темный путь среди путей, пролегших
В счастливый край забытых и забывших –
Сквозь смрадный сумрак, через воздух гнойный,
В цветах отживших, в локонах поблекших.
* * *
Жизнь безутешна, как цветок,
Но ей всего милей,
Когда дождя цветной платок
Заплещется над ней.
И разразится золотой
Балет на лоне вод
И счастья берег обжитой
Ее не позовет.
И никого из всех друзей,
Что разбрелись вокруг,
Теперь уже не нужно ей
Скликать на мокрый луг,
Где виснут брызги над травой
И падают стремглав
В холодный шелест луговой
Больших цветов и трав.
Где время смахивает пот
Прозрачным рукавом
И свет летит в небесный свод,
Как память обо всем.
Два стихотворения
1
...И кто-то рассказывал нам, что у них
Сходили с ума от названий одних
И жизнь накануне рассвета
Была еще полуодета;
И утро встречалось с последней звездой,
И голос певца над стоячей водой,
Как тонкая нить золотая,
Мерцал, со звездой совпадая;
И воздух, которым дышали они,
Густел на припеке, дымился в тени
И воспоминаньем о зорях
Лежал на прудах и озерах;
И песней рассветной соединены,
Все были возлюблены и спасены,
И солнце вставало над ними,
Как общее светлое имя...
Но этот правдивый и грустный рассказ
Был слишком обыден и скучен дня нас,
Хоть наши пустые скворешни,
Должно быть, еще безутешней.
2
Друзья не хотят возвращаться домой
К друзьям, где по стенам развешаны фото
Друзей, и линялой фольги позолота
Блестит, словно золото дружбы самой.
И в комнате, брошенной на произвол
Портретов и сумерек, в комнате ставшей
Печальным свидетельством юности, сдавшей
Досрочно свои полномочья и в стол
Сложившей архивы – для них больше нет
Ни прежнего круга, ни старого друга,
Лишь воспоминаний ленивая вьюга
Метет по задворкам растрепанных лет.
И мы вспоминаем в который уж раз
О юных годах и друзьях наших давних,
О том, что так ярко горело тогда в них
И что отгорело и умерло в нас.
И мы, вспоминая, приходим сюда,
Где все они были друзьями когда-то,
Где пуншем лицейским вскипали цитаты
И дружба казалась нужней, чем вода.
Сюда, где они (то есть мы, потому
Что, в сущности, нет между ними и нами
Границы в пространстве) застыли тенями
Своих фотографий, косящих во тьму.
Сюда, где глядим на себя мы со стен
И ищем себя же глазами по стенам,
Хоть нас уже нет в этой комнате, где нам
Встречаться друг с другом не стоит совсем.
* * *
Металось прошлое в сердцах, любовь была воспета.
Глаза по шевеленью губ угадывали «нет».
Виньеток вился хоровод над профилем поэта
И выходили на паркет поэты прошлых лет.
Дымились сумерки в ответ приснившейся дилемме.
Сюжеты путались в садах несбывшихся примет.
Озноб расталкивал строфу, смеясь от вожделенья,
И вишню кутали в рассвет поэты прошлых лет.
Сон продолжался. Каждый стих, как запыленный всадник,
Гнал по степи перед собой полки своих побед,
И ночь пылала по краям, как черный виноградник,
Когда глядели ей вослед поэты прошлых лет.
Но уж размахивал клеврет убийственным признаньем,
Уже в крови шипел, как яд, предательский навет,
Когда поэты прошлых лет несли с собой в изгнанье
И мефистофельский берет, и байроновский плед.
Шли годы. Дождь шумел в окне. Свеча горела вяло.
Скрипел диван, рассохся стол, позвякивал буфет.
Плыла бессонница сквозь ночь, и только утро знало,
Как страшен был ее совет поэтам прошлых лет.
И наставал последний день, и слог строки последней,
Переводя последний взгляд с предмета на предмет,
Еще мечтал, чтоб жизнь была беднее и безбедней,
Чем золотой предсмертный бред поэтов прошлых лет.
* * *
М. Костюхиной
Снег начинается вдоль берегов
Старой реки в облупившейся раме
Воспоминаньем минувших снегов,
Тридцатилетие шедших над нами.
Он устремляется наперерез
Ясному опыту, явному знанью,
Падая из побелевших небес
В темную воду жизнеописанья.
И постепенно скрывая из глаз
Всю разуверившуюся округу,
Он превращает пространство меж нас
В медленную неразрывную вьюгу.
Движась в ее непроглядных кругах,
Вспомнит ли сердце о прежней отчизне,
В тридцатилетних плутая снегах
Около незамерзающей жизни?