Из цикла «Дым»

* * *

За деревней в зарослях малины
Пыльный полдень в дымке комариной.
Наслажденья сад оцепенелый –
Голубой, безоблачный и белый.

Счастье наших праздностей бескрылых
Я именовать уже не в силах.
Слово тонет в солнечной дремоте
Радостной одушевленной плоти.

Все в дыму, в пыли разноголосой,
И за полем ржи простоволосой,
С трех сторон омытой небесами,
Вижу лес закрытыми глазами.

* * *

В ясный день с холма высокого
Вся земля как на ладони:
Лес, река, деревня около,
Дом, окно открыто в доме.

Праздник желтого, зеленого
Сверху подавляет синий
Купол неба воспаленного
С яркой раной в середине.

* * *

Под небом северным, под голубым,
В его прозрачности, в его величье
Мне все мерещится какой-то дым
Костра ли дальнего, мольбы ли птичьей?

И в этих долгих светлых вечерах,
Меняющихся с каждой минутой,
Мне чудится какой-то смутный страх
Судьбы ли лагерной, зимы ли лютой?

И на вокзальных скверах, где горяч
И грязен вялый полдень захолустный,
Мне слышится порой визгливый плач
Жены ли брошенной, беды ли русской?

В пустынных реках, свежих, как сквозняк,
В заброшенной часовне на пригорке,
На набережных и на пристанях,
В Архангельске и в Троицко-Печорске.

* * *

На медлительном мелководье,
Где река огибает лес
И обрыв ноздреватой плотью
Окунается в дым небес,
Проплывает лодочка мимо,
Пролетит она налегке,
Разнося средь этого дыма
Всхлипы весел по всей реке.

Элегия

В унылом мелководье наших лет,
В разливе жизни солнечной и праздной
Я смысла не ищу – в ней смысла нет,
Но мне милей из всех ее примет
Какой-нибудь мотивчик неотвязный
Да на глаза спадающий сонет,
Как локон мая; вечер несуразный,
Где липнет к сердцу музыка в гостях
И уходить не хочется, а дома
Случайной книги вялая истома
И лживый сон о давних новостях.

Где школьничанье прошлое, когда
Из закоулков всех четверостиший
Гримасничали тропы и звезда
Подмигивала над блестящей крышей
Мне дураку и трусу. В те года
Я жил в лесу раскрашенных фетишей
Под проливным дождем чужих страстей,
Под ливнем риторического горя,
И каждый всплеск придуманного моря
Свой отклик находил в душе моей.

Теперь душе едва ли не мертва,
И говорить об этом состоянье
Мне совестно, как милые слова,
Воспитанные в солнечном сиянье,
Употреблять как наименованья,
Не помнящие долга и родства.
И под холодным взглядом очевидца
Слог куксится, но жизни не боится.
Условности я руку не подам
И с чистоплюйством не приму союза –
Довольно гимназическая муза
Меня водила по своим садам.

Улыбка изменяет мне слегка.
Я говорю: нелепо раздраженье
На вязкую бесплотность языка,
Нелепо паутине с потолка
Приписывать постыдное значенье
Для нашего счастливого мирка.
Я говорю, и все мое ученье
О жизни умещается пока,
Как лоскуток лазурный небосклона,
В просвете листьев влажных и зеленых.

* * *

Наглей комсомольской ячейки…
О. Мандельштам

Кто бросит упрек поколенью,
Возросшему в пыльной страде
Безвременья и запустенья
На воздухе и на воде?

Нам, вскормленным грудью химеры,
Воспитанным розгой тщеты,
Под занавес скомканной эры –
Ее ледяные цветы.

Лишь смотрит невежда и скаред,
Распутник, ханжа, грамотей,
Как весело время мелькает
В руках расторопных смертей.

Лишь ждет негодяй и повеса,
Наушник, предатель и хам
Финала бессмысленной пьесы,
Чтоб в давке пройтись по костям.

Так нам ли со школьной скамейки
Не помнить про эти римейки?

* * *

Ах, друзья мои, сердце тонет
И от счастья ломит висок,
Как дрожит на зеленом фоне
Голубой ее голосок.

Боже мой, как не много надо
Вдохновенью средней руки –
Месяц в облаке, взгляд из сада,
Звонкий голос из-за реки.

Я твержу совсем растерявшись,
Позабыв обо всем вконец:
Это воздух над нами пляшет,
Спелый воздух наших сердец.

В этой пляске, при этих звездах
Подними же лицо вдохнуть
Всеми легкими этот воздух,
Распирающий сладко грудь.

* * *

Было ли что мне слаще щедрой любви твоей?
Неба легкий глоток, парное дыханье света,
Нежность в разливе глаз и почти до слез и на склоне лета
Солнца последний луч, мелькнувший между ветвей.

Ночью, когда не знаешь, где место себе найти,
И только ходишь и ходишь по комнате, слезы глотая,
Так хорошо вспоминаются сладость и гибкость твоя золотая
Веткой зеленой, боящейся расцвести.

Было ли что мне слаще, чем робкие эти кусты?
(Сладость, ты влажная сладость, ты полная ветка осмысленной крови!)
И поднимая глаза на нетронутое изголовье,
Жду я, чтоб смерть прижалась ко мне, смеясь и ласкаясь, как ты.